Господи! Тобой душа согрета...
Когда меня не станет, первое, что ты сделаешь… хотя, я не знаю, что будет самым первым.
Когда меня не станет, ты наведёшь опять свой беспорядок на столе: всё вперемешку, зато под рукой. Потом ты сотрёшь из записных книжек обоих телефонов (и из своего сотового, и из АОНа) номера, по которым звонила только я. Ты поменяешь обои на рабочем столе. Удалишь все мои рисунки, которые я месяцами собирала, списывая из Интернета. Удалишь всю мою музыку и фильмы, которые я записала. Но папку sergey ты выбросишь в первую очередь.
Ещё немного полазив в компе, ты наткнёшься на папку «Творчество» с моими стихами и рассказами. Может, ты прочитаешь их сначала, а, может, сотрёшь сразу. И ещё ты деинсталлируешь мой почтовый клиент, потому что ты пользуешься другим, а этот тебе не нужен.
Потом ты откроешь шкаф, где лежат мои диски и «произведёшь там чистку», как ты любишь говорить. Ты эту музыку не слушаешь, а больше – некому.
Вряд ли у тебя появится идея как-нибудь разобрать мои бумаги… тексты песен, черновики стихов, письма, открытки. Может быть, как-нибудь на досуге твой взгляд упадёт на мою этажерку, и ты, протянув руку, достанешь какую-нибудь тетрадь. Это может оказаться мой детский дневник, который я вела, когда мне было 14-15 лет. Ты сядешь его читать и узнáешь обо мне много нового, потому что всё, что ты узнáешь, будет для тебя новым. Ведь ты так мало интересовался мной тогда.
Может быть, ты наткнёшься на мои университетские конспекты. Зачем они тебе? Ты их выбросишь.
Потом ты вытащишь большой конверт с фотографиями. У меня так и не дошли руки купить альбом и вложить их туда. Ты отберёшь все свои фотки и переложишь их в свой альбом, а мои – те, где я с подругами – раздашь этим самым подругам. Те, на которых я одна, положишь обратно и уберёшь на то место, где они лежали. А увидев фотографии не знакомых тебе людей, на которых только они – даже меня там нет – удивишься, пытаясь вспомнить, кто же это. Ты ведь не знаешь даже имена моих подруг и друзей.
Ты заберешь даже свою фотку из стеклянной рамки, что у меня на пианино. И рамка останется стоять пустой, как внезапно ослепший глаз.
Мою одежду ты раздашь или выбросишь. Хотя, зачем её выбрасывать – то, что я носила, всегда было в хорошем состоянии. Но для тебя это неважно. Ты с удовольствием отправишь на мусорку мои брюки: они ведь так тебя раздражали. А нижнее бельё, домашняя одежда и выходные костюмы окажутся в мешках среди прочей гуманитарной помощи.
Ты уберёшь с глаз всё: расчёски, зеркала, духи, кремы, лак для ногтей.
И тогда вздохнёшь свободно. Правда, теперь тебе придётся самому убирать, стирать и готовить, самому печатать все эти документы, самому рисовать все эти картинки в «Кореле», самому мыть окна… Зато никто не будет висеть на телефоне по вечерам, никто не будет «съедать» твои Интернет-часы, никто не будет спорить с тобой насчёт дивана в комнате с компьютером. Ты больше не будешь недовольно отворачиваться, увидев Серёжкин номер на телефоне или, более того, его самогó у нас дома. Больше не с кем будет выяснять отношения и говорить: «Хочешь свободы? Ты её получишь. Я освобожу тебя от всего, и от себя, и от мамы». Потому что я уже буду свободной.
Когда меня не станет, в доме будет тихо и светло. И все сразу станут настоящими.
Ну, почему людей так тянет узнать, что будет, когда их не станет?..
Когда меня не станет, ты наведёшь опять свой беспорядок на столе: всё вперемешку, зато под рукой. Потом ты сотрёшь из записных книжек обоих телефонов (и из своего сотового, и из АОНа) номера, по которым звонила только я. Ты поменяешь обои на рабочем столе. Удалишь все мои рисунки, которые я месяцами собирала, списывая из Интернета. Удалишь всю мою музыку и фильмы, которые я записала. Но папку sergey ты выбросишь в первую очередь.
Ещё немного полазив в компе, ты наткнёшься на папку «Творчество» с моими стихами и рассказами. Может, ты прочитаешь их сначала, а, может, сотрёшь сразу. И ещё ты деинсталлируешь мой почтовый клиент, потому что ты пользуешься другим, а этот тебе не нужен.
Потом ты откроешь шкаф, где лежат мои диски и «произведёшь там чистку», как ты любишь говорить. Ты эту музыку не слушаешь, а больше – некому.
Вряд ли у тебя появится идея как-нибудь разобрать мои бумаги… тексты песен, черновики стихов, письма, открытки. Может быть, как-нибудь на досуге твой взгляд упадёт на мою этажерку, и ты, протянув руку, достанешь какую-нибудь тетрадь. Это может оказаться мой детский дневник, который я вела, когда мне было 14-15 лет. Ты сядешь его читать и узнáешь обо мне много нового, потому что всё, что ты узнáешь, будет для тебя новым. Ведь ты так мало интересовался мной тогда.
Может быть, ты наткнёшься на мои университетские конспекты. Зачем они тебе? Ты их выбросишь.
Потом ты вытащишь большой конверт с фотографиями. У меня так и не дошли руки купить альбом и вложить их туда. Ты отберёшь все свои фотки и переложишь их в свой альбом, а мои – те, где я с подругами – раздашь этим самым подругам. Те, на которых я одна, положишь обратно и уберёшь на то место, где они лежали. А увидев фотографии не знакомых тебе людей, на которых только они – даже меня там нет – удивишься, пытаясь вспомнить, кто же это. Ты ведь не знаешь даже имена моих подруг и друзей.
Ты заберешь даже свою фотку из стеклянной рамки, что у меня на пианино. И рамка останется стоять пустой, как внезапно ослепший глаз.
Мою одежду ты раздашь или выбросишь. Хотя, зачем её выбрасывать – то, что я носила, всегда было в хорошем состоянии. Но для тебя это неважно. Ты с удовольствием отправишь на мусорку мои брюки: они ведь так тебя раздражали. А нижнее бельё, домашняя одежда и выходные костюмы окажутся в мешках среди прочей гуманитарной помощи.
Ты уберёшь с глаз всё: расчёски, зеркала, духи, кремы, лак для ногтей.
И тогда вздохнёшь свободно. Правда, теперь тебе придётся самому убирать, стирать и готовить, самому печатать все эти документы, самому рисовать все эти картинки в «Кореле», самому мыть окна… Зато никто не будет висеть на телефоне по вечерам, никто не будет «съедать» твои Интернет-часы, никто не будет спорить с тобой насчёт дивана в комнате с компьютером. Ты больше не будешь недовольно отворачиваться, увидев Серёжкин номер на телефоне или, более того, его самогó у нас дома. Больше не с кем будет выяснять отношения и говорить: «Хочешь свободы? Ты её получишь. Я освобожу тебя от всего, и от себя, и от мамы». Потому что я уже буду свободной.
Когда меня не станет, в доме будет тихо и светло. И все сразу станут настоящими.
Ну, почему людей так тянет узнать, что будет, когда их не станет?..